|
|
Променад
октябрь 2001
Перед Господом нет оправданий
Ты сам оправданье
Без хлеба в руках, без единой звезды
Бесконечно один.
Борис Гребенщиков
Он стоял, гордо глядя с балкона на город. Город просыпался. Машины еще час назад казавшиеся редкостью, теперь заполнили собой все улицы. Упиваясь гармонией утра, докурил последнюю сигарету, и бросил ее вниз.
- А если кому-нибудь на голову? – тут же спросила Совесть, нагло рассевшись в единственном кресле.
- Судьба у него такой, - скорчив гримасу макаки резуса в брачный период, ответил он.
- А вот представь: идешь ты, значит, по улице, никого не трогаешь, а тут, бац, бычок на голову.
- Судьба у меня такой.
- Ты ведь не веришь в судьбу.
- А вот поверил вдруг.
- Зачем врать? Все равно меня не обманешь, - Совесть обиженно надула розовые губки.
- Скучно мне вот и вру.
Погрузившись в какие-то, ему одному понятные, мысли он продолжал стоять и смотреть на город.
- Ну ладно не обижайся, больше не буду, - сказал он, посмотрев на притихшую Совесть.
- Ты и в прошлый раз обещал, - не унималась та, готовясь вот-вот заплакать.
- Ну, хорошо. Хочешь, спущусь, подниму этот треклятый бычок и съем его?
- Ну, есть не обязательно, ты его в урну брось, - сменив гнев на милость, отвечала Совесть.
Он посмотрел в ее наивные детские глазки.
- Лень, - после недолгого размышления вымолвил он, и, махнув рукой, вернулся в комнату.
Переодевшись в джинсы небесного цвета и черную майку, пошел в коридор. Здесь его ждали коричневые ботинки и угольно-черная куртка.
- Оставайся дома, - крикнул он Совести, и захлопнул дверь.
Он знал, что та не послушается и выпорхнет за ним в окно.
- А вдруг сегодня останется, - шепнула крошечная Надежда из кармана куртки.
- Нет, от нее так легко не отделаться. И на костер за мной пойдет, да еще и попрекать станет, не так стоишь, не туда смотришь.
Выходя из подъезда, он увидел хмурую Совесть.
- Ты кран в ванной не выключил, - жалобно взмолилась она.
- Память! – позвал он громко, решив, отругать ее как следует.
Все желание препираться пропало, когда он увидел ее. Огромная дыра зияла на белоснежной груди.
Завернув кран, он побежал на остановку. Троллейбус медленно отходил, не замечая кричащего парня.
- За веревки тяни, отключи ему питание, - пищала Надежда, высунув голову из кармана.
- Там много опаздывающих людей, - ныла Совесть.
- Зацепись за лестницу, так доедешь до следующей остановки, а там пересядешь в салон, - шепнула на ухо Романтика, опустившись откуда-то из поднебесья.
Так он и поступил. Водители автомашин, недоумевая, поглядывали на сумасброда, нашедшего новый способ перемещения тела в пространстве. Кто кричал, кто смеялся, кто матерился и плевался. В ответ он лишь махал всем рукой и искренно улыбался. Под аккомпанементы автомобильных гудков был пройден путь до следующей остановки.
Усевшись на одно из свободных мест, он начал разглядывать пассажиров.
- Эта бабушка едет за пенсией. Живет она одна, дети разъехались, и забыли про матушку. Скромная однокомнатная квартира. От пенсии до пенсии подрабатывает, торгуя семечками. Во дворе от нее житья никому нет. У нее своего рода хобби поскандалить. – Фантазия, раскрасневшись от восторга, и, попеременно указывая на сидевших в салоне, без умолку говорила. – А этот мальчишка опаздывает в школу, видишь, как ерзает на сидении и то и дело смотрит на часы. Отец вчера отругал его за систематические опоздания, вот и нервничает, как бы опять не позвонили домой. У него есть младший брат, годика три, но самостоятельный. Мать не работает, отец - инженер. А вот такой примерно, - продолжала она, показав на вошедшего человека, - в его голове сплошные чертежи микросхемы и прочая дребедень. Иногда он вспоминает, что живет не один, и, оглядываясь по сторонам, начинает поучать сына или гладить супругу. Вечерами читает газету, периодически ухмыляясь.
Фантазия тараторила без умолку, изощряясь и выворачиваясь наизнанку. Устав от ее бесконечного монолога, он отвернулся к окну. Дома и деревья, деревья и дома. А вот промелькнул продуктовый магазин с грязной вывеской, рюмочная с аптекой по соседству. И снова деревья и дома. Наконец долгожданная остановка.
- Конечная, - прохрипел динамик глубоким мужским голосом.
- Лет восемь уже крутит баранку в своем автопарке, ему все осточертело, но другого выхода не видит, - позволила себе вставить комментарий Фантазия.
Двери троллейбуса с шумом захлопнулись за спиной и тот, сердито фыркая, укатился.
- Ты не оплатил проезд, - вскричала Совесть и сердито посмотрела на Память с дыркой в груди.
- Черт с ним, обратно поеду, заплачу двойную цену.
Память натянуто улыбнулась. Совесть обиженно повернулась спиной.
Путь от остановки до сада наполнен вдохновением. Здесь и собачка, потерявшая хозяина, и смятый полиэтиленовый пакет, и чей-то бумажный корабль в луже машинного масла, и камень исписанный цветными маркерами.
И вот он во всем своем великолепии. Сад. Издалека он кажется заброшенным и потерявшим всякий намек на прекрасное. Да действительно запущен, и некому за ним ухаживать, но отнюдь не безобразен. Сразу за скрипучей калиткой открывается вид прекраснейшую в мире свалку. Здесь есть все, начиная от велосипедного руля и заканчивая разорванным в клочья ботинком. Далее начинаются деревья. По периметру выцветшие и поблекшие, но чем дальше проникаешь в само сердце сада, тем больше он преображается. Сразу за первым рядом блеклых деревянных стражей, попадаешь в осень. Листья этих деревьев всегда желтые, кора толстая готовая к суровой зимней погоде. За осенними, нарушая все законы природы, следуют весенние. Почки россыпью покрывают тела могучих красавцев. Покрытые толстым слоем снега деревья продолжают идиллию сада. За зимними, пышущие здоровьем и красотой, налитые зеленью гордо выпрямившись, стоят, взирая в небеса, летние гиганты. В самом центре сада – поляна. Круглая, словно циркулем очерченная, покрытая вечнозеленой травой высотой в сантиметр. Кроны деревьев создали что-то наподобие крыши с единственным отверстием, через которое проникает луч солнца. Границы этого луча отчетливо видны. Он не расползается, непонятным образом сохраняя свою целостность.
Он шел уверенной походкой человека, знающего свой путь. Очутившись на поляне, разлегся с краю, и, достав из рюкзака книгу, принялся читать.
- Давно ждешь? – спросила Мечта, войдя на поляну.
Оторвавшись от книги, он долго разглядывал ее, остановившуюся точно в центре. Она вся была в объятьях единственного луча.
- Давно - понятие относительное, тебе ли не знать. Главное, что ты явилась.
- Подойди же обними ее, и расскажи о своей бесконечной любви, подари ей свое сердце, вырви его из груди и подари, - щебетала Романтика, порхая на невидимых крыльях.
- Я не в силах любить вымысел, - ответил он ей.
- Фи, - произнесла Романтика и уселась на ветке.
Он взял Мечту за руку и повел гулять по саду.
- Откуда взялся этот фантастический сад? – спросила она, и, видя его молчание, повторила вопрос.
- Я тебя прекрасно слышал, просто ты задаешь вопрос, на который не знаю ответа. Впервые попав сюда, я задавался тем же вопросом, а потом осознал, что бессмысленно искать первопричины и логику. Этот сад просто есть.
- А почему здесь никого не бывает?
- Потому что все заняты калькулированием собственной жизни, эгоизмом, фетишизмом, и прочей дребеденью засоряющей чистый взор.
- А твой взор чист?
- Нет. И мой помутнен. Не знаю, как я нашел это место. Наверно от переполняющего меня одиночества, оно и привело меня сюда.
- Ты одинок? – удивленно спросила Мечта.
- Более чем одинок, просто один. Бесконечно один.
Она взяла его за руку.
- Но ведь у тебя есть я.
- Да. У меня есть ты, именно поэтому я до сих пор не сошел с ума.
Они прикоснулись губами, и Мечта рассыпалась множеством мелких разноцветных капель.
Он уселся под зимним деревом и обнял его. Холода не чувствовалось. Слезы бежали из глаз, и, превращаясь в рубины падали на землю.
Улица неизменно осталась улицей, и разукрашенный камень остался разукрашенным камнем. Но что-то изумляло его. Словно невидимый художник провел кистью и добавил чуточку загадочного умиротворения. Он шел, улыбаясь и радуясь встречному ветру.
- Пусть будет дождь, пусть будет гром, - вскричал он, обращаясь к небу, - я понял, наконец-то до моего скудного разума дошло. Как мог я так долго оставаться слепым?
И повинуясь нахлынувшему порыву, побежал вниз по улице.
Прохожие шарахались от бегущего человека, разговаривающего с небом. Он был счастлив, он был бесконечно счастлив.
|
|